По бульвару мрачно шел прохожий,
Птицы пели трели про апрель.
Нес прохожий толстый, чернокожий
Многоуважаемый портфель.

Шел мужчина чинно и солидно,
Презирая птичий перезвон,
По лицу мужчины было видно,
Что весну не одобряет он.

Что вся эта весна ни к чему,
И песня не нужна никому,
И вешняя вода – ерунда,
Да, да, ерунда!

Журчат ручьи, слепят лучи,
И тает лед, и сердце тает,
И даже пень в апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные, веселые скворцы.
Кричат скворцы во все концы:
«Весна идет! Весне дорогу!»

Все вокруг волшебно и чудесно,
Но прохожий злится и ворчит.
Вот ручей журчит, а неизвестно,
Для чего и почему журчит.

Налетел и пробежал по луже
Мелкой рябью ветер – озорник,
А ворчун надвинул кепку туже
И сердито поднял воротник.

Ему эта весна ни к чему,
И песня не нужна никому,
И вешняя вода – ерунда,
Но, но… Всё равно –

Журчат ручьи, слепят лучи,
И тает лед, и сердце тает,
И даже пень в апрельский день
Березкой снова стать мечтает.
Веселый шмель гудит весеннюю тревогу,
Кричат задорные, веселые скворцы.
Кричат скворцы во все концы:
«Весна идет! Весне дорогу!»